Конармия[Часть первая] - Александр Листовский

По толпе прошел легкий смешок. Мужик в рваной шапке зашептал своему соседу:

— Апанас, дывись, кавалер. Це добрый вояка. Повна грудь крестов!.. Здается, я его знаю. Да вот нияк не придугадаю, де я его бачил?… Чекай, чекай… А-а! Да це никак Буденный с Платовской? — проговорил он не совсем уверенным голосом. — Эге!.. Дывись, який стал! — И, рванувшись вперед, мужик гаркнул неистовым голосом: — Та це ж, хлопцы, Семен Буденный с фронта!!!.

Буденный был родом из станицы Платовской, находившейся отсюда в двадцати пяти верстах вверх по Манычу. Многие знали понаслышке, как он, еще до войны, умело поддерживал иногородних в их спорах с богатыми казаками.

— А вон поглядите, сколько земли зря гуляет, — говорил Буденный, показывая в сторону степи. — У одного коннозаводчика Сарсинова пять тысяч десятин. Так? Да и у Королькова не меньше. И у других. Там всем хватит. И вам и нам. Правильно я говорю?

Вблизи грянул выстрел. Пуля прозвенела над площадью. Народ бросился в стороны. Буденный не спеша сошел по ступенькам.

— Идем, друг, мы тебя укроем, — сказал молодой казак-фронтовик, подбегая к нему.

— Зачем? — Буденный спокойно посмотрел на него. — Сколько вас тут, ребята, фронтовиков?

— Человек с десяток найдется. Буденный вынул из кармана наган.

— Давай все за мной!

Казаки сноровисто сняли винтовки.

Выбежав из-за церковной ограды, Буденный увидел, как пять-шесть всадников гнали галопом в степь мимо древнего сторожевого кургана. Один из них, поотстав, на скаку закидывал винтовку за спину. Другой, обернувшись, грозил кулаком.

— А, да это наши голубчики! — сказал молодой казак. — Вон, на рыжем коне, сынок атаманов Мартын. А энтот, бугай, Еремка Ковалев. Гляди, как ухлестывает!.. А последним — Мишка, мельника Корнея Голубы племянник. Ишь, смельчаки! Погрозились, а сами наутек…

Переговариваясь негромкими голосами, к Буденному подходили станичники.

— А где же ваш председатель ревкома? — спросил он, оглядываясь.

— Нету председателя. В Ростов уехал, — отвечал за всех молодой казак.

— Уехал? Зачем же вы без него сход собирали?

— А мы не собирали. Мужики вот собрали, — казак кивнул на подошедшего иногороднего.

Тот смущенно пожал узкими плечами.

— А що же зробишь, чоловиче добрый? — заговорил он, виновато поглядывая на Буденного. — Я тилько облюбовав мисто пид огород, а тут виткиля ни взявся Марко Кирпатый и шумит на мене: «Ты що тут робишь, хох-лацька морда?» — и до мене с байдыком. Я на попятний, Дивлюсь, Баклан до мене на пидмогу, — он показал на мужика в рваной шапке. — Мы до його, до Марки. А тут ще казаки. Баклан бачит, що справа дойде до душегубства, и смытно до колокильни, тай бухнув в набат. Ось як воно й сталось…

Через толпу протискался здоровенный широколицый человек в артиллерийской фуражке.

— Здорово, Семен Михайлович! — приветствовал он Буденного.

— Яким?! Ты?! — радостно сказал Буденный, с чувством пожимая его руку. — Ты как сюда попал?

— По делу. У меня и кони тут. Зараз тебя в Платовскую предоставлю.

— А как там мои?

— Ничего. Здравствуют. Батя твой Михаил Иванович было заболел. Думали, тиф. Отлежался… А так все ничего. Живут помаленьку, — охотливо говорил Яким Сердечный, доставая кисет с табаком и заскорузлыми пальцами, поросшими рыжеватыми волосами, ловко скручивая папироску.

— А Городовиков вернулся? — вспомнил Буденный товарища, с которым крепко сдружился еще в довоенные годы.

— Нет еще. Городовиков, слыхать, в Сулине, в Красной гвардии.

— А кто у вас председателем?

— Нет у нас председателя, Семен Михайлович. Атаман Аливанов сидит.

И Яким рассказал, что с приходом на Дон генерала Корнилова зажиточные казаки организовались и дают отпор иногородним, требующим раздела земли. Был случай нападения на представителя окружного ревкома. Беднота, вооружившись кто чем мог, отбила его, но атаман все же остался.

«Да, — думал Буденный, — дела тут неважные». И он тут же решил, не дожидаясь председателя окружного ревкома, как он хотел раньше, немедленно выехать в Платовскую.

Яким Сердечный одобрил это решение и направился закладывать сани, радуясь, что начало подмораживать и они часа за два доберутся до места.

2

Сотник Красавин, адъютант генерала Попова, молодой офицер с нагловато-красивым лицом, стоял в свободной позе перед сидевшим за столом атаманом и, положив руку на папку с бумагами, деловито докладывал:

— И еще разрешите доложить вашему превосходительству, что драгунский унтер-офицер Буденный, прибывший в станицу Платовскую, взбунтовал фронтовиков, организовал революционный комитет и формирует Красную гвардию.

Генерал Попов поднял от бумаг большую лысую голову, снял пенсне с мясистого носа и с недоумением посмотрел на адъютанта.

— Позвольте, сотник, как же это? Иногородний? Красавин положил перед генералом мелко исписанную бумагу.

— Вот, пожалуйста, донесение станичного атамана Аливанова. Буденный — полный георгиевский кавалер, ваше превосходительство, — сказал он таким тоном, словно это сообщение должно было быть чрезвычайно приятным генералу Попову.

Опираясь руками о стол, Попов медленно откинулся в кресле. На его полном лице появилось озабоченное выражение.

СТРАНИЦЫ 15–19 УТРАЧЕНЫ

Среди сидевших прошел одобрительный говор.

— Товарищи, — продолжал Бахтуров, — мне предложено в первую очередь выяснить, в чем вы нуждаетесь для защиты станицы?

— Одна у нас нужда, товарищ Бахтуров, прямо сказать, оружия маловато, — сказал Буденный.

— Ну, очень рад, что могу вас порадовать, — подхватил Бахтуров. — Ростовские железнодорожники везут вам шесть ящиков винтовок с патронами. Завтра, пожалуй, сможете и получить, если…

Он не договорил. На окраине станицы прокатилось два выстрела. Потом яростно, словно захлебываясь, застучал пулемет.

Буденный, Бахтуров и все члены Совета выбежали на крыльцо. Из глубины улицы в полный карьер скакал всадник.

— Федя, давай коней! — крикнул Буденный ординарцу. Федя, безусый парень в брезентовом плаще поверх полушубка, бегом подвел волнующихся лошадей.

Всадник в казачьей фуражке, подскакав к Буденному, сдержал тяжело дышащую лошадь.

— Кадеты! [2] — коротко крикнул он, переводя дух и поправляя фуражку.

— Где?

— Да не поймешь! Наши оборону занимают. Вон там, — показал плетью казак.

— Хорошо, скачи, передай, что я сейчас приеду. Казак повернул лошадь и, поднимая за собой снежную пыль, помчался по улице.

— Товарищ Бахтуров, садитесь на лошадь моего ординарца, — предложил Буденный.

Бахтуров отрицательно качнул головой.

— Зачем? Я с ними пойду.

— Ну, хорошо, оставайтесь с товарищами, — согласился Буденный. — Ока, веди всех к отряду, — отдал распоряжение он Городовикову, — я буду там. — Буденный поправил папаху и вскочил в седло.

Снаряды ложились по снежному полю, вздымая черные тучи земли. В сыром тумане часто хлопали выстрелы. Вдали, где на холме виднелась ветряная мельница, перебегали, пригнувшись, черные в туманной дымке фигуры людей.

Буденный подумал: «Эх, было бы под рукой эскадрона два хорошо обученной конницы! Показал бы этой сволочи, как надо воевать!» У него был только небольшой отряд партизан, из которых многие в первый раз держали винтовку. Да и то, что у белых оказалась артиллерия, было неожиданностью. Словом, силы были явно неравные.

Позади Буденного в лощине стоял конный резерв — полусотня. Это было все, на что он мог положиться.

Пехота противника яростно наступала. И по тому, как она наступала, Буденный чувствовал, что тут была дисциплинированная и хорошо обученная пехота. Он не ошибся: это была сводная офицерская рота, брошенная князем Тундутовым в лоб противнику. Кавалерию Тундутов в бой не вводил, хорошо зная, что у красных мало конницы. Он намеревался, по совету сотника Красавина, использовать ее только после того, как противник, сбитый офицерской ротой, побежит, и уже тогда изрубить его до последнего человека.

Буденный быстро оценил обстановку и, не желая зря губить людей в неравном бою, решил отходить на станицу Великокняжескую, где находился сильный красногвардейский отряд.

Он спустился с холма и со своими всадниками поскакал к левому флангу, откуда, как он решил, должна была атаковать конница белых…

Лежавший в цепи бородатый партизан, по всей сноровке бывалый солдат, зло выругался.

— Куда бьешь, раззява?! — крикнул он парнишке в солдатской папахе. — Куда бьешь?! Вон они, по-над дорогой. Ниже, ниже бери!

Парнишка, зажмурившись, выпалил и тут же кивнул свистнувшей пуле.

— Вояка! — рассердился старый солдат. — Погоди, ужо я тебя научу! — Он приподнялся, потянулся к винтовке и, ахнув, ткнулся головой в притоптанный снег.